– Заберите его, – почти умоляла девушка. – И я тоже поеду с вами!
– А вы-то зачем? – откликнулся милиционер.
Другой уже требовал у Василия документы. У парня оказался в кармане паспорт, и он протянул его со словами, что в таком случае у Женьки тоже пусть проверят документы. Он виноват не больше, чем она!
– Я только оборонялся! Да вы поглядите, как она меня уделала!
Женя фыркнула:
– Молчи, гад! Ты меня едва не убил! Ничего, посидишь!
Милиционеры слегка заколебались. Но тут выступила Алина. Она заявила, что в этой квартире давно происходит что-то подозрительное! Она живет напротив – ей можно верить. Взять хотя бы историю с той девушкой, которую продержали тут три дня, споили, а потом она бросилась под машину. Это все видели, но почему-то никто не расследовал! Вот пусть и допросят этого парня – что да как!
После этого милиционеры колебаться перестали. Василию было предложено встать и следовать за ними. Женя, очень бледная, севшим голосом сказала, что обязательно хочет поехать в милицию. Ее мать встревожилась:
– Куда?! На ночь глядя!
– И в самом деле, – заметил один из милиционеров. – Кто вами будет в это время заниматься? Завтра придете и напишете на него заявление. Вы же будете его писать?
– Буду-буду, – пообещала она. – Но не только на него, понимаете… Тут большое дело, его брат… – Она стрельнула глазами по лицам собравшихся и неожиданно выпалила: – Ему не в больнице нужно быть, а в тюрьме! Я кое-что про него знаю, а он велел мне молчать, а то убьет! Только я сказала, что молчать ни за что не буду. Он бил меня, не давал пойти в милицию. А теперь сломал ногу, и братца своего ко мне подослал. Чтобы тот мне рот заткнул! Спасибо – соседи услышали, как тот меня избивает!
Тут Татьяна не выдержала. Растолкав собравшихся в дверях людей, она ворвалась в комнату:
– Говори уж прямо! Ты ведь говорила сейчас о моей дочери, да?! Я сто раз тебя спрашивала, а ты смеялась мне в лицо! Почему же теперь заговорила? Говори, я тоже хочу послушать!
Но та не сказала ни слова. Белая как бумага, с туго сжатыми губами, она задрала вверх подбородок, словно предлагая всем полюбоваться на следы побоев, красовавшиеся у нее на лице. Милиционерам, вероятно, осточертел этот гвалт. Василию еще раз предложили идти в машину, и тот обреченно встал. С некоторой неуверенностью предложили поехать и Жене.
Та кивнула:
– Я готова!
И пошла вслед за нарядом, уводившим Василия. Мать догнала ее уже на лестничной площадке и торопливо набросила на плечи куртку – ночь, холодно… Женя только слегка шевельнула плечом, поправляя криво севшую куртку, и молча спустилась по лестнице. Юлия смотрела ей вслед, прикусив кончики пальцев. Потом заперла дверь.
– И что с ней случилось? – тихо спросила она неизвестно кого.
Женщина присела на табурет, непонятно каким образом оказавшийся посреди прихожей. Вероятно, его туда занесло во время драки. Остатки ветхого венского стула валялись в углу – именно этот удар об пол и донесся до Алины, которая зафиксировала самое начало побоища.
– Ничего, – подал голос ее муж. – Взялась за ум, только и всего. Успокойся. Тебе же нельзя нервничать. Пойдем, я сделаю тебе укол…
– Петр в больнице, как я поняла, – продолжала Юлия, морщась от боли и слегка задыхаясь. – Ну хоть это. Хоть это… Теперь я могу умереть спокойно.
И опять заплакала – на этот раз тихо, загнанно, как будто не испытывала никакой радости от того, что дочь наконец решила расстаться со своим ухажером, наставлявшим ей синяки. Муж увел ее наверх. Они не попрощались ни с Татьяной, ни с Алиной. Судьба стоявшей настежь квартиры их вовсе не волновала.
Женщины остались одни.
– С ума можно сойти, – бодро, но как-то растерянно произнесла Алина. – Что с Женькой? Прямо бес в нее вселился. Правильно, конечно, что она решила покончить со своим парнем, но что-то уж слишком круто взялась…
Татьяна дрожала:
– Она говорила о моей дочери! Она все знала, я ведь это давно поняла! Но почему она ничего не рассказала мне, почему…
Алина попыталась ее успокоить. Отыскала на кухне бутылку минеральной воды, сунула Татьяне налитый до краев стакан. Помогла зажечь сигарету – у той так тряслись руки, что она роняла на пол зажигалку.
– Женька ведь сказала, что ей не позволяли говорить, – уговаривала она Татьяну. – Ну видите, она над вами вовсе не смеялась. Если она связалась с таким отребьем, как этот Петр, то что удивляться – она просто боялась! Иначе давно бы сказала!
– Но я же спрашивала ее с глазу на глаз. – Татьяна пыталась удержать прыгавшую в пальцах сигарету. – Никаких свидетелей не было! Умоляла ее, просила, чуть не на коленях стояла! А она – нет и нет. Ничего не знаю, ничего не видала… Спросите, мол, Петра. А как его спросишь? Он такой же… Только смеется. Да еще назвал мою Иру шлюхой!
Алина посерьезнела:
– Да ладно вам! Верить в то, что всякая сволочь говорит, – много чести… Поберегите свои нервы, вот что я вам скажу. Теперь Женька заговорит. Эти двое ее запугали, но теперь она выпутается… Вот увидите – она хорошая девчонка!
Татьяна отмахнулась:
– А мне плевать, хорошая она или плохая! Только бы заговорила – а потом – глаза бы мои ее не видели…
Алина отыскала пачку молотого кофе и наспех сварила его в какой-то кастрюльке, вслух раздумывая над проблемой – что делать с этой квартирой? Запереть ее и уйти ночевать к себе? Кстати, Татьяна вполне может переночевать у нее – к чему ехать домой, а потом возвращаться, чтобы встретиться с Женей? У нее почти закончен ремонт, мебель уже стоит на прежних местах, чистое белье найдется…