Страх перед страхом - Страница 20


К оглавлению

20

Татьяна сперва раскрыла ее на букве «П», потом пролистала насквозь, вчитываясь в каждую запись. Она не верила своим глазам – имя Петр ни разу не упоминалось… Значит, дочь специально не записывала его телефон, чтобы не обнаружила мать? Телефон Леонида был тут как тут – аккуратные большие цифры, полное имя и даже фамилия парня – Коростелев.

«Может, она помнила телефон Петра наизусть, – сказала себе Татьяна, пролистывая книжку по второму разу. – Так, вот тут у нас Женя… Школьные подружки, это старые записи. Наши с отцом рабочие телефоны. Какие-то дамы – Евгения Федоровна, Маргарита Владимировна… Наверное, преподавательницы? А это что? Врач? Какой еще врач?»

На страничке под литерой «В» так и было написано – «Врач». И значился московский телефон. Татьяна призадумалась, потом принесла семейную записную книжку, сверила номер. Такого врача среди их знакомых не было. Вся семья, включая Иру, лечила зубы у частника, но у него был совсем другой телефон. У мужа был личный врач – мануальный терапевт – года полтора назад у него внезапно начались проблемы со спиной и шеей. Сама Татьяна иногда ходила к косметологу – когда позволяло время и она считала, что может истратить некоторую сумму денег на свое лицо… Но телефоны у них были совсем другие.

Она припомнила, что телефонные номера их районной поликлиники начинались совсем на другую цифру. Нет, этого врача дочка явно где-то откопала сама.

«Ну, если это гинеколог, да еще подпольный… – Татьяне сделалось нехорошо. – Одно, во всяком случае, точно известно – она так и не решилась на этот шаг». И все-таки телефон врача не давал ей покоя. «Ну что может быть проще? Возьму да позвоню! – убеждала она себя. – Скажу, что… А в самом деле, что я ему скажу? Или ей – врачом может оказаться женщина…» Отсутствие каких-либо указаний на специализацию этого врача только усиливало ее подозрения. Будь это стоматолог, невропатолог – можно было так и написать, чтобы не путаться. Тут отсутствовало имя. И адрес. Ничего – только телефон.

В комнату заглянул Алексей:

– Что ты здесь делаешь?

Она резко обернулась, захлопнув книжку, как будто ее поймали на чем-то недозволенном. Муж явно тоже так посчитал и нахмурился:

– Что-то нашла?

– Ничего. Разбираю сумку…

Он секунду посмотрел на рассыпанные по одеялу книги, тюбики с помадой, и лицо у него исказилось. Татьяна видела, как по его щеке пробежала мелкая судорога. Потом еще одна. Алексей молча прикрыл дверь, и она услышала, как он прошел на кухню.

«Нужно пойти за ним и поговорить. – Она все еще стояла с записной книжкой в руках. – Ему ужасно плохо, он едва держится… Мы сейчас должны помогать друг другу, он ведь ждет этого!» Но тут же другой, сварливый и недовольный голос возразил: «А мне? Мне что – лучше? Почему он первый не начинает меня утешать? Только потому, что я держусь лучше, не рву на себе волосы, не плачу?!»

Внезапно на кухне раздался глухой, сильный удар, зазвенели осколки разбившейся посуды. Татьяна бросилась туда. Алексей, красный от гнева, с неузнаваемо искаженным лицом, повернулся к ней:

– Ну что, ты будешь звать людей на похороны, или я и этим должен заниматься?!

Она заметила на полу осколки… Нет, не чашки. Добро бы чашки. Это было ее обожаемое блюдо, полученное по наследству от бабушки, – фарфор начала века, расписанный по зеленому полю стрекозами и мотыльками. Конечно, блюдо стоило не бог весть каких денег, исторической ценности не имело… Но оно было по-настоящему красивым, и Татьяна привыкла к нему, оно стало частью ее жизни. Она задохнулась:

– Ты, ты его разбил?!

– Оно само упало! – рявкнул Алексей.

– Как оно упало само, если стояло на шкафу!

– Я пнул шкаф, и оно свалилось! – все так же агрессивно, без тени смущения, отвечал муж.

– Ах, ты пнул шкаф…

Больше она ничего сказать не смогла. У него было такое страшное лицо, что Татьяна по-настоящему испугалась. «Это истерика, только без слез. – Она не сводила с него глаз, опасаясь, что в следующий момент муж может пнуть ее саму. – Истерика, он сходит с ума, а выплеснуть это наружу никак не может… А я? Когда начнется истерика у меня? Я что – ненормальная какая-то?»

– Выпей воды, – с трудом вымолвила она. – Хочешь, налью?

Он ткнул пальцем в телефон:

– Садись и звони всем! Завтра уже будет поздно приглашать! Я этого делать не буду!

– Хорошо-хорошо, – немедленно согласилась она. Татьяна сама себя не узнавала – откуда в ней взялась эта кротость, покорность? Если муж когда-либо пробовал на нее давить (чего почти не бывало), она немедленно шла в атаку.

– Вот садись и звони!

И он выскочил с кухни – она едва успела отшатнуться. С грохотом захлопнулась дверь в комнату, бряцнуло стекло в створке. Но не вылетело. Татьяна прислушивалась. Все было тихо – во всяком случае, мебель муж не ломает, не крушит посуду в серванте… «Если бы он пил – неплохо было бы его напоить, – подумала она, глядя на полупустую бутылку водки, так и стоявшую на столе с того памятного вечера. – Ну ничего, сам выпьет, если захочет. Господи, я никогда не думала, что он так любит Иру… Когда она пропала, он был такой спокойный. А теперь вдруг начал сходить с ума, и от меня хочет того же».

Она замела осколки в совок – у нее екнуло сердце, когда нежно-зеленый фарфор был высыпан в помойное ведро. Мелькнула мысль, что можно было попытаться склеить блюдо. И тут же другая – не стоит пытаться, все уж одно к одному… Татьяна присела к столу, сняла трубку. Раскрыла записную книжку дочери и набрала номер врача. Татьяна решила во что бы то ни стало выяснить, каким образом этот человек затесался в жизнь ее дочери. А приглашать людей на похороны она будет потом. Только вот придет в себя…

20