Страх перед страхом - Страница 63

Ступенька оказалась подпиленной – снизу, по самой середине. Если бы на нее ступил кто-то чуть тяжелее хрупкой девушки – она бы немедленно подломилась, и гость свалился бы вниз, в грязный лестничный пролет. Дуня чертыхнулась и наступила на ту часть ступени, которая была поближе к стене. Ступенька дрогнула, но выдержала.

Она цеплялась рукой за выщербленную кирпичную стену, с трудом устраивала босые ступни на узких выступах и старалась не думать о том, что ждет ее внизу. А там были грязные, скользкие ступени – будто чьи-то подгнившие зубы ожидали, когда к ним попадет добыча. Теперь пришлось ступать по железным планкам, торчавшим из стены. Почти зажмурившись, задержав дыхание, она преодолела это препятствие, проклиная про себя узкую юбку, мешавшую поднимать ноги повыше. Вот и верхняя ступень – также подпиленная, дрожащая под ногой… И наконец надежная каменная кладка.

Она протиснулась в чердачный люк, выпрямилась и перевела дух. Но тут же снова замерла – девушка оказалась на чердаке, одна стена которого была проломлена. А в проломе раскрывался доселе невиданный ею московский пейзаж – жестяные и железные крыши… Новые и облупленные, закопченные и покрытые рекламными щитами. Центр старой Москвы – такой центр, каким она никогда не видела его с улицы. С нарядной, отреставрированной улицы, по которой мчались дорогие машины и шли нарядные люди. Дуня постояла, вцепившись в край пролома, – она была не в силах отвести взгляд от этого пейзажа. А потом огляделась, переступила через кучу битого кирпича в углу и прошла в следующую чердачную комнатку.

Никого. Старый продавленный матрац и еще одна лесенка наверх – на этот раз короткая, всего в четыре ступени. Она поднялась, стараясь не ободрать пиджачные плечи о края острых, обломанных кирпичей. И оказалась на крыше.

Эту крышу кто-то явно попытался обустроить, превратить в маленькое, не лишенное уюта жилье. Дуня увидела тут совершенно целый, заботливо укрытый теплым одеялом тюфяк, стоявший на четырех кирпичах. Над этой импровизированной постелью был натянут целлофановый тент, на четырех жердях. Рядом стояла керосинка, и судя по ее чистенькому, веселому виду – действующая. Также здесь был приемник, плакат с рекламой какого-то фантастического фильма и кое-что из посуды. Она оглянулась – дальше шла кирпичная площадка, открытая всем ветрам, а за ней – далеко, до самого горизонта – простирались московские крыши.

А на самом краю крыши, с сигаретой в руке, сидел совсем юный парень, которого она сразу узнала по фотографии. Когда Дуня ехала сюда в такси, она детально изучила его лицо на снимке. Ничем не примечательное лицо – таких сотни. Широковатые скулы, довольно большие светлые глаза, неуверенная улыбка.

Парень медленно встал, глядя, как Дуня отряхивает юбку.

– Привет, – неуверенно сказала она, переминаясь с ноги на ногу.

Пол, хотя и тщательно подметенный, все-таки не был идеальным, и кирпичная крошка колола ей ступни сквозь разодранные чулки. Она по-прежнему была босиком, но при этом делала вид, что все в порядке. Парень мельком глянул на ее ноги и тут же снова уставился на лицо.

– Можно в гости? – спросила она, продолжая приветливо улыбаться. Собственно, это была не улыбка, а намек на нее – Дуня не хотела выглядеть, как полная дурочка.

– Ну… Да… – неуверенно проговорил он.

Девушка заметила про себя, что парень явно чем-то напуган. Но чего ему было бояться – ведь она пришла сюда одна… А он все-таки был сильнее – плечи у него казались довольно широкими.

– Я зашла к твоей маме, а она сказала, что ты наверху, – пояснила Дуня, делая несколько шагов и перевешиваясь через каменный парапет. То, что она увидела внизу, напугало ее до тошноты. Там был двор-колодец, утонувший в гнилой тени, неожиданно глубокий и далекий. Она отшатнулась и почувствовала, что кровь отливает от щек.

– А, мама, – пробормотал парень. Он явно испытал облегчение, когда она произнесла эти слова. – А вы… Ты…

Дуня поспешно представилась, и он наконец ее вспомнил. Хотя нельзя было сказать, что Василий обрадовался, встретив старую институтскую знакомую, – он просто стал вести себя немного раскованнее.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она, озираясь по сторонам. – Неужели спишь?!

– Я, в общем, тут живу… Когда тепло, – пояснил он.

И добавил, что вообще-то он живет на седьмом этаже, но там коммуналка, а он вдвоем с мамой в одной комнате. Так что, когда хочется уединиться – он всегда находится тут.

Василий говорил все это чуть шутливым тоном, будто прося снисхождения к своим экстравагантным привычкам. Однако в то же время он не переставал пристально разглядывать Дуню, будто соображал – что же привело сюда эту нарядную девушку, чья внешность и одежда так не вязались с окружающей обстановкой. Та деланно рассмеялась:

– Что тебе сказать! Завидую! Я и сама устала от родаков. Иногда не то что на крышу – на антенну от них залезешь! А в общем, я пришла по делу.

И она изложила ему свою легенду – ту же самую, которую рассказывала Светке. Парень выслушал ее с таким видом, будто она сообщила ему какие-то бредовые планы, и даже не дал договорить:

– Да ладно тебе, я же давно не учусь!

– Но ты учился с нами на одном курсе!

– И кому из вас я нужен? – мрачно спросил он, обводя рукой крышу и открывавшиеся за нею дали. – У меня своя жизнь, у вас – своя.

– С этим никто не спорит, – вежливо согласилась Дуня. – Но все-таки мне нужно, чтобы ты поучаствовал в нашем проекте.

– Зачем?

– Такая уж у нас задумка, – пояснила она, не вдаваясь в подробности.