Страх перед страхом - Страница 66

– Когда она к вам заходила? – повторила Дуня.

– Позавчера, кажется. – Та все больше тревожилась. – Да что случилось-то? Что вы такую возню подняли с этим альбомом? Тем более что Вася-то давно отчислился.

Дуня постаралась взять себя в руки и на ходу сочинила историю. Она заявила, что та девушка прямого отношения к альбому не имеет. Это с ее стороны чистая самодеятельность. Так что она все-таки очень просит показать ей альбомы. Тем более что та девушка сейчас надолго уехала за город и никто не знает, как с ней связаться.

Женщина ошеломленно выслушала этот бред и наконец нерешительно предложила Дуне сесть. Было ясно, что она очень сомневается – как обращаться с гостьей? Выставить ее за дверь или все-таки быть повежливее? Дуня немедленно уселась и схватила в руки альбомы.

– Только, если что-то будете брать, спросите сперва у меня, – предупредила ее женщина. – А то унесете какой-нибудь снимок, а он у меня один…

То, что искала Дуня, попалось ей на глаза почти сразу, – как только она перевернула первую страницу. Снимок был большой, занимал весь лист. Портрет братьев – Петра и Василия. Сомневаться больше не приходилось – она узнала старшего брата. Узнала сразу, несмотря на то что снимок был черно-белый и сделан лет десять назад. Она замерла на секунду, потом, не выдавая своего волнения, перевернула следующие несколько страниц.

Еще фотография Петра – уже в нынешнем возрасте, может, чуть младше. На этот раз снимок был цветной, и Дуня, рассмотрев его, убедилась, что глаза у парня скорее зеленые, чем серые.

Фотографий Василия тоже было предостаточно, но она почти не обращала на них внимания. Однако продолжала листать альбом, делая вид, что высматривает подходящий снимок. Ее волновала мысль, что эти же самые страницы всего сутки назад перелистывала и Нелли. А потом пропала – исчезла бесследно.

– Она утром заходила или вечером? – небрежно спросила Дуня, не поднимая головы от альбома.

Женщина все это время стояла у нее над душой – она явно рассчитывала на то, что гостья быстро управится со своим делом, или же просто не доверяла ей настолько, что предпочитала не сводить с нее глаз.

– Ближе к вечеру, – ответила та. – Уже темнело, хотя, кажется, дождь шел… Так, около шести часов.

Дуня попыталась сообразить, как это Нелли умудрилась быть в двух местах одновременно – у Антонины Григорьевны и тут? И вдруг поняла, что речь идет о разных числах. Здесь, судя по словам хозяйки, она побывала четвертого числа – в тот день ее уже вовсю искали, Нелли не ночевала дома.

– Это точно было позавчера? – спросила девушка.

И услышала раздраженный ответ, в котором выражалась надежда, что она (то есть мать Василия) еще в маразм не впала и в календарь иногда заглядывает. Дуня кротко извинилась и снова принялась переворачивать страницы.

Щеки у нее горели, но вовсе не от смущения. «Она была тут уже после своего исчезновения! Слава богу – она была еще жива, здорова! Только… Где же она ночевала? У кого-то из наших? У нее других-то друзей и не было, она застенчивая… Но если так – почему этот человек молчит? Родители ведь с ума сходят, отец в больнице… А вдруг…» Ее осенила страшная догадка, и руки задрожали так, что один снимок выскочил из пазов. Пришлось вставлять его обратно, но пальцы плохо ее слушались. «А если она действительно обратилась к кому-то с просьбой переночевать… И это оказался тот самый человек, который был для нее опасен?! Ведь в нашей компании есть такой – она сама говорила! Тот, кто пригласил Петра и Иру на день рождения, тот, кто их впустил, тот, кто потом в этом не признался! А она так энергично взялась за дело – он мог испугаться, что она быстро докопается до правды… И потом, откуда Нелка вычислила адрес Василия? Неужели просто вспомнила его фамилию – вот-де, учился у нас такой, и нашла по адресной книге? Может быть… В деканате она точно не бывала – тут наши пути расходятся. Институт был попросту закрыт в праздничные дни. Нет, она как-то по-другому докопалась до этого Василия… Иначе, чем я предполагаю. И попала сюда. Еще живая – даже после этой странной ночевки неизвестно где. В конце концов, она ведь могла просто пересидеть ночь в зале ожидания, на вокзале. И ночных бистро в Москве полно…»

Дуня вдруг представила свою подругу – как та, испуганная, сонная, беспомощная, пьет кофе в каком-нибудь грязном ночном заведении и к ней наверняка пристают… И у нее сжалось сердце. Но почему же Нелли не пошла ночевать домой? Чего-то боялась? Кого-то выслеживала? Была жива – и могла позвонить родителям, предупредить, чтобы не волновались… Но не позвонила. Располагала известной свободой действий, раз пришла сюда – и не зашла при этом домой. Это было просто непостижимо и не вязалось с тем образом Нелли, который давно составила себе ее подруга.

Женщина грубо ее окликнула:

– Ну что вы зеваете? У меня ведь ужин еще не готов, а я сиди с вами!

Дуня хотела было заметить, что ее вовсе никто не просит стоять и караулить каждое ее движение. Но промолчала – ей не хотелось ссориться с этой женщиной. Та продолжала ворчать, и девушка вежливо ответила, что она может взять альбом с собой на кухню, если ее нельзя оставить одну в комнате. Та на секунду оторопела, а потом неожиданно согласилась:

– Ладно, идемте. Только комнату я запру, вещей не оставляйте.

Дуня повесила на плечо тяжелую сумку, прихватила альбомы и отправилась следом за хозяйкой.

Над раковиной возилась старуха – не та, тучная, которая встретилась им сначала, а напротив – маленькая и сухощавая. На голове у нее был какой-то диковинный чепчик, в котором Дуня с изумлением опознала бывшие теплые рейтузы. Старушка мыла и чистила в раковине морковь. Мать Василия сделала ей замечание, что такие вещи нужно проделывать над помойным ведром, а то сток засоряется, а ведь за прочистку платит только она! Старуха даже не отреагировала. Либо она была глуха, либо не ставила соседку ни в грош. Впрочем, скандала так и не получилось – женщина спокойно принялась доставать из шкафчика посуду. Дуня присела на табуретку в углу, брезгливо отодвинувшись от стены.